Мнение Анастасии Кириленко, журналиста изданий The Insider, Mediapart.fr, соавтора фильма «Путин и Мафия» (France2, ZDF info, RTS)
Может ли журналист использовать любые методы расследований, включая те, что на грани закона? Например, законно ли для доказательства преступлений использовать биллинги сотовых телефонов или личные данные людей, возможно, замешанных в преступления? Этично ли журналисту работать под прикрытием, использовать данные из Darkweb, снимать скрытой камерой, обнародовать личные данные возможных преступников?
Оказывается, на этот вопрос журналисты ответили еще десятки лет назад, и «разных мнений» тут быть не может. По общему правилу например, так нам преподавали профессора Французского Института Прессы на уроках по деонтологии — суть деонтологической этики заключается в том, что действие важнее, чем последствия × , расследовательские методы «на грани закона» этичны только тогда, когда необходимо доказать преступление, а другие методы работы неприменимы. Более того, такое расследование — это обязанность журналиста.
В европейской демократической стране просто невозможно представить ситуацию, когда не было бы официального расследования подрыва машины независимого журналиста или «случайной комы» оппозиционного политика. В Европе данные биллинга оказались бы в руках следователей, а затем, наряду с другими доказательствами преступления, стали бы достоянием открытого процесса. Кроме того, в демократических странах журналист имеет право использовать любые данные, оказавшиеся в его распоряжении. Участие Spiegel, El Pais, CNN в публикации Bellingcat прекрасно демонстрирует этот принцип. Есть преступление? Да. Есть данные о нем? Да, и они достойны публикации.
Возьмем пример. Так, В 1995 в японской газете «Майничи Симбун» вышла статья о незаконной торговле оружием в Петербурге. Чтобы написать ее, журналист Комацу Кэнъити притворился клиентом. Общение с торговцами оружия в этой роли позволило журналисту написать статью, что такой бизнес возможен благодаря покровительству на высоком уровне. В то же время российские журналисты, которые писали о торговле оружием, ограничивались по большей части источниками в самих силовых структурах. При этом некоторых представителей силовых структур в Петербурге задерживали в составе ОПГ, так как они использовали табельное оружие при рэкете. Понятно, что в подобной ситуации расследование преступления конвенциальными журналистскими методами было невозможным.
Другой пример. В Украине после взрыва машины журналиста Павла Шеремета журналисты OCCRP получили доступ к данным видеонаблюдения. Им удалось установить, что за Шереметом следил сотрудник СБУ. К сожалению, расследование пока продвигается очень медленно.
В ситуациях с убийством Шеремета и отравлением Навального имеет место отсутствие официального расследования и бездействие государственных следственных органов. При этом преступление — налицо. Таким образом, это карт-бланш на использование других методов.
Допустимо ли использование скрытой записи? Программа «Эксклюзивное расследование» французского телеканала М6 очень любит съемки скрытой камерой. Президент Чечни Рамзан Кадыров и депутат ГосДумы Адам Делимханов почему-то не захотели показать свои дворцы открытой камере, и эта программа засняла их скрытой камерой. В этой же передаче – «Чечня. Кулисы невероятной диктатуры» говорилось о пытках и «общаке» (фонд Ахмата Кадырова также сняли скрытой камерой) — поборах с каждого жителя Чечни, то есть, о возможных источниках обогащения чиновников.
Та же программа «Эксклюзивное расследование» использовала данные, полученные через Darkweb, еще лет десять назад, для расследований, связанных с наркотрафиком. Сегодня в среде расследовательских журналистов профессионализм журналиста, который не умеет подключиться к Darkweb, уже вызывает вопросы. Коллега из Перми журналист Максим Ишматов даже написал путеводитель по Darkweb для сборника о методах журналистских расследованиях под эгидой Гражданского Форума ЕС–Россия.
Прекратить утечки – вот главная цель силовиков, которые не возбуждают дело, чтобы не выйти на самих себя. После первой части расследования Bellingcat и The Insider о том, кто такие были «Петров и Боширов», отравившие Скрипалей, насколько мне известно, «дыры» в базе «Российский паспорт» (там можно было обнаружить разные паспорта, но с одинаковыми фото, Чепига-Боширов и Мишкин-Петров) пытались залатать. Вернее, дыры как раз создали, чтобы нельзя было обнаружить фото сотрудников ФСБ.
Есть ли личные данные у сотрудников ФСБ? Безусловно. Но, занимаясь общественной деятельностью, они добровольно отказываются от «защиты личных данных». Есть сотрудники ФСБ, которые следили за Навальным. Он мог заметить их и сфотографировать на месте. Наверное, они понимали, что следуя за оппозиционным политиком, занимаются общественной деятельностью. А соучастники попытки убийства – химики из лаборатории — тоже добровольно занимаются общественной деятельностью и поэтому заслуживают известности.
Например, создавая коммерческое предприятие, человек добровольно отказывается от части защиты своих персональных данных. Невозможно зарегистрировать предприятие и сказать: «а это мои личные данные». Тайные компании можно создать в Монако и Лихтенштейне, чем, как выяснилось из перекрестных данных других коммерческих реестров, воспользовались приближенные Путина Кирилл Шамалов и Герман Греф. Тайные компании могут лишь распоряжаться «личным имуществом» олигарха и чиновника, так что тут «все по закону», и не стоит лишний раз переживать, когда часть имущества чиновников всплывает наружу.
Безо всякой иронии, чиновники и олигархи имеют право на личную жизнь – например, любовные связи. Удивительно, но тот факт, что ВТБ выдал многомиллионный долларовый кредит через откат самому ВТБ на счет в Белизе (это зафиксировал Высокий Суд Лондона) привлек гораздо меньше внимания расследователей, чем роман руководителя ВТБ с телеведущей, которой он делает дорогие подарки. Сексуальные похождения Дерипаски привлекли гораздо больше внимания, чем то, что он «возбудил» 48 исполнительных производств, отнимая бизнес у конкурента.
Такие перекосы в storytelling несколько расстраивают. Это погоня за быстрыми кликами, которые не приведут к качественным изменениям в российском обществе. Однако в целом как блогеры, так и расследовательская журналистика в России движутся вперед в направлении большего профессионализма, глубины и этичности. Это отличный итог непростого года.